Абызова Элеонора Борисовна,
кандидат филологических наук,
преподаватель воскресной школы при Вознесенском соборе г. Йошкар-Олы
История закрытия ряда церквей в Республике Марий Эл
(по материалам архивных документов)
23 января 1918 года большевиками был издан декрет “Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви”, который повсеместно был воспринят как сигнал к грабежу церковного имущества. В последних его параграфах говорилось: “Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица не имеют. Все имущество существующих в России церквей и религиозных обществ объявляется народным достоянием”1 . В соответствии с этим декретом все ранее дарованное Церкви прихожанами, все благоприобретенное ею собственным многовековым трудом (в том числе и вся принадлежащая ей недвижимость) оказалось беззаконно и хищнически отнятым. Поместный собор 1917-1918 гг. принял по этому поводу особое воззвание к православному народу, в котором говорилось: “От века неслыханное творится на Руси Святой… Все храмы Божии и святые обители с их святынями и достоянием могут быть у нас отняты… Эти святыни — ваше достояние. Ваши благочестивые предки и вы создали и украсили храмы Божии и святые обители и посвятили их Богу”2 . Собор призвал верующих: “Оберегайте же и защищайте веками созданное лучшее украшение земли русской — храмы Божии, не попустите перейти им в дерзкие и нечестивые руки неверующих, не попустите совершиться этому страшному святотатству”3 .
Но оно, как известно, совершилось. В Марийском крае до 1917 года насчитывалось 162 православных храма, к 1942 году оставались не закрытыми, хотя и не действовали, 9 храмов4 . Более полутора сотен церквей и часовен были закрыты. Эти драматические, а нередко трагические страницы истории Православной Церкви в Марийском крае нам удалось приоткрыть, работая с архивными документами. В архивных фондах райисполкомов сохранились дела некоторых церковных общин. В них собраны все документы, которые верующие были обязаны сдавать в административные отделы кантонных исполнительных комитетов (договоры по сдаче в аренду церквей, уставы церковных общин, анкеты священнослужителей и членов приходских советов, описи церковного имущества, акты проверки его сохранности, заявления о регистрации и перерегистрации общин, решения о закрытии церквей). Нами были проанализированы архивные дела церковных общин Покровской церкви села Мари-Билямор, Никольской села Косолапово, Космо-Дамианской села Кугушень, церкви в селе Куршаково (название не сохранилось), Александро-Невской церкви села Юмочка, Сергиевской церкви села Большая Пиштанка, Троицкой церкви села Мушерань, Казанской села Кутюк-Кинер, Петровской села Петровское, Крестовоздвиженской села Кукнур — из фондов Мари-Турекского5 , Моркинского6 и Сернурского7 райисполкомов. В каждом архивном деле церковных общин хранятся описи церковного имущества за разные годы, первые из них датированы 1920 годом. Священники, составлявшие эти описи, любовно и тщательно перечисляли в них все, что хранилось в храме. Вот отрывок из описи имущества Покровской церкви села Билямор Мари-Турекского кантона: “Евангелие … обложено малиновым бархатом с пятью серебряными клеймами; издано в 1891 году в Москве, приобретено в 1892 году в обмен на старые серебряные вещи. Подарено священником Анисимовым. Евангелие напрестольное в листе; приобретено в 1909 году на средства, собранные церковным старостой В.А. Казанцевым”8 . В описи имущества Александро-Невской церкви села Юмочка записано: “Иконостас в русско-византийском стиле с колоннами и резьбой позолоченными. В нем три двери с изображениями и одиннадцать икон”9 . В описи значатся 32 иконы, сосуды, старинные Евангелия, хоругви, облачения, 15 томов богослужебных книг, 16 томов нот и 10 томов книг духовного содержания.
Настоящее разграбление церковного имущества началось в 1922 году. В 1921 году в стране начинается страшный голод. Церковь сразу же включилась в борьбу с ним. Летом 1921 года Святейший Патриарх Тихон пишет воззвание к народам мира. На призыв самого уважаемого человека в России, независимого от большевистской системы, последовал большой отклик. Патриарх обратился с воззванием и к православным людям России. Собирались пожертвования в храмах. Российское духовенство, православные миряне ни на один день не прекращали сбора денег, ценностей, продуктов питания. Церковь жертвовала то, что представляло материальную ценность, отдавала свое добро, накопленное веками. “Отдавала не без печали, ибо тяжко было видеть искони богатые украшениями храмы без их праздничных торжественных одежд. Но разве можно останавливаться перед жертвой, когда огромные пространства Родины объяты смертью”10 . 10 февраля 1922 года, через четыре дня после воззвания Патриарха, появился декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих. Вопрос ставился так, как будто Церковь вообще никакой помощи в борьбе с голодом не оказывала и даже скрывала свои ценности. Сложившаяся ситуация была использована большевиками для очередного наступления на верующих. В газетах начинается травля Церкви. В “Правде”, например, были опубликованы такие стихи Владимира Маяковского:
Не везде изъятие ценностей проходило спокойно. Михаил Вострышев в книге о Патриархе Тихоне так объясняет причины этого: “Во-первых, потому что добровольная сдача не была на руку властям — она поднимала авторитет Церкви. Во-вторых, потому что изъятие самими властями производилось грубо, с угрозой оружием, с попранием религиозных чувств верующих, с требованием сдать предметы культа, священные для Церкви. В-третьих, и это самое главное, — прихожане не верили, что церковные ценности пойдут на нужды голодающих. Попали ли голодающим церковные ценности? Часть, наверное, попала, малая часть”11 . Все золото и серебро свозилось в Москву в государственное хранилище (Гохран). Самые голодные губернии просили разрешить оставить у себя хоть немного золота, чтобы как можно скорее купить хлеба. Ответ Центра был один: “Все в Гохран”. Часто прихожане предлагали выскрести из своих амбаров последние запасы зерна, лишь бы родному храму вернуть изъятое. Но из Кремля во все стороны шли телеграммы: “Замена церковных ценностей хлебом и другими продуктами не допустима”. Разрешался лишь выкуп изъятого деньгами. В описи церковного имущества Покровской церкви села Мари-Билямор сохранились пометки рядом с особо ценными богослужебными предметами: “Выкуплены 21 апреля 1922 года на деньги прихожан”12 .
До 1930 года во всех десяти храмах, о которых идет речь, шли регулярные богослужения, хотя приходская жизнь была под жестким контролем властей. Сохранившиеся в архивных делах документы дают возможность познакомиться с жизнью приходов в те годы. Особенно интересны протоколы приходских собраний общин, которые с 1923 года в соответствии с инструкцией именовались “группой верующих”, а с 1929 года — “религиозным обществом верующих”. Самыми подробными оказались протоколы приходских собраний Троицкой церкви села Мушерань Моркинского кантона за 1926-1929 гг13 . Из них мы узнаем, например, о выборах церковного старосты и членов церковного совета. Членов церковного совета ежегодно в каждой из двадцати деревень прихода избирали сельские сходы. Речь шла и “об изыскании средств на содержание церкви” (отопление, наем сторожа, страхование, окраска, ремонт)14 . В 1926-27 годах собрали на эти нужды по 6 копеек с едока, в 1928 году — только по 4 копейки. В этом храме с 1909 года служил о. Алексий Пчелкин. Как он любил свой храм, как заботился о нем! Все документы написаны им. Отца Алексия и прихожан особенно волновал вопрос об окраске церкви. “В 1927 году непременно выкрасить церковь снаружи, материал запасать постепенно”, — читаем в постановлении приходского собрания от 21 сентября 1926 года. 8 июля 1928 года записано: “Окраску церкви пока оставить, материалы готовить к будущему лету, но обязательно проконопатить церковь изнутри”. 12 июля 1929 года записано: “Окраску церкви в нынешнее лето отложить”15 . Неизвестно, была ли покрашена церковь в селе Мушерань, — скорее всего, нет. Ее бессменный настоятель о. Алексий Пчелкин был арестован 20 августа 1931 года, осужден на 3 года ссылки, а 15 марта 1933 года — на три года исправительных работ. Впоследствии, 5 марта 1938 года священник Алексий Пчелкин был расстрелян16 .
После ареста отца Алексия в Троицкой церкви с. Мушерань до 1934 г. служил семидесятилетний иеромонах из Раифской пустыни Митрофан (Кириллов), о чем свидетельствует последний документ в этом деле — анкета священнослужителя от 7 июня 1934 года. Дальнейшая судьба Троицкого храма с. Мушерань в архивных документах не отражена.
В архивном фонде Моркинского райисполкома хранится дело Казанской церкви с. Кутюк-Кинер. Священник этой церкви о. Николай Акишев был арестован 10 июня 1931 года. Он был допрошен один раз в Морках, доставлен тяжелобольным в Йошкар-Олинскую тюрьму. Батюшке инкриминировались действия, предусмотренные статьей 58-10, ч. II УК — антисоветская деятельность, к которой относили и стремление “отстоять храм”17 . В деле этой церкви сохранились документы, написанные о. Николаем, — в частности, переписка с местными органами власти о перерегистрации общины, в которой верующим несколько раз по разным причинам отказывали. Отец Николай добился того, что община была вновь зарегистрирована. Сохранилась и подробнейшая опись имущества храма, сделанная батюшкой. Он с любовью перечислил все, что находилось в алтаре на престоле, на жертвеннике, на Горнем месте, описал все 19 икон в храме, все иконы трехъярусного иконостаса, лампады, подсвечники, аналои, все, что хранилось в ризнице, книги, указал размеры всех строений и земельных участков, принадлежавших церкви. В деле есть даже архитектурный план церковного здания.
С арестом священника церковная жизнь обычно замирала, так случилось и в Кутюк-Кинере. Через год, 20 ноября 1932 года, заведующий райфо сообщил в президиум Моркинского райисполкома, что “за общиной верующих в с. Кутюк-Кинер числятся недоимки по налогам, страховым платежам. Церковь не фунционирует с 1931 года, община распалась, старосты, сторожа нет. Церковь брошена на произвол судьбы”18 . Акт проверки имущества этой церкви от 22 июля 1940 года показывает, что все было разграблено. Против списка всех икон написано: “уничтожены”. В описи везде пометки: “не оказалось, изъяты, утеряны, разбиты, уничтожены, два престола — под церковью, богослужебные книги сданы в утиль”. Местному колхозу “Мастар Вий” передано здание церкви, сторожка и три шкафа для сельсовета.
Подобные документы о закрытии храмов содержатся в делах Александро-Невской церкви с. Юмочка и Крестовоздвиженской — с. Кукнур. В с. Юмочка храм не действовал, по-видимому, из-за ареста священника. В феврале-марте 1936 года прошли общие собрания прихожан в пяти деревнях прихода. Повестка дня звучала везде одинаково: “Об отказе от Юмочкинской церкви и передаче ее под клуб”. Во всех протоколах указывалось отдельно количество присутствовавших мужчин и женщин. С приходского собрания в с. Степаново, например, были представлены три списка: подписавшиеся за передачу церкви под клуб (7 мужчин), за сохранение церкви (17 женщин и 3 мужчины), отказавшихся от подписи (9 мужчин). Примечательно, что среди голосовавших против передачи церкви под клуб — большинство женщин. Мари-Турекский райисполком принял решение о закрытии церкви и передаче ее под клуб19 .
Полна драматизма история закрытия Крестовоздвиженской церкви в с. Кукнур Сернурского района. В этом случае власти хотели закрыть действующий храм. Прихожане решили отстоять его. От их имени по благословению настоятеля храма о. Николая Попова выступал председатель церковного совета Петр Федорович Коноплев из д. Конопли. В приход входили 39 деревень Сернурского района МАССР и Кигминского района Кировской области. Для закрытия действующего храма требовались подписи 754 прихожан. Во всех деревнях были проведены собрания. На них присутствовали инструкторы райкома партии, говорившие, как записано в протоколах, “о вреде религии, о том, что религия — дурман для народа” (слово “опиум” из крылатой фразы К. Маркса было им, видимо, не знакомо). Интересный вопрос задал кто-то на одном из собраний: “Откуда произошел человек?” Жаль, что не был запротоколирован ответ товарища инструктора. Необходимые 754 подписи на 102 листах были доставлены в Сернурский райисполком, который 17 сентября 1938 года принял решение о закрытии кукнурской церкви.
28 сентября председатель церковного совета П.Ф. Коноплев послал телеграмму в Президиум Верховного Совета МАССР, в которой просил пересмотреть решение местных властей. 30 сентября им была направлена срочная телеграмма в Москву, в Верховный Совет СССР. По-видимому, местные власти были напуганы этими действиями. Церковь решили не закрывать. Но через два года, в сентябре 1940 года, снова проводятся собрания с целью закрытия церкви в с. Кукнур. Дело дошло до того, что председатель Кукнурского сельсовета силой отобрал ключи от храма. И вновь была отправлена телеграмма в Президиум Верховного Совета МАССР, причем пославшие ее не думали о стиле. Текст этот — крик души отчаявшихся людей: “Покорнейше просим Президиум Верховного Совета ключи от церкви вернуть церковному совету и службы в церкви возобновить, т.к. есть масса верующих. Это доказывается документально. Возьмите книгу метрик за 1940 год. В ней зафиксированы 1155 случаев крещения и не меньше отпеваний. Верующие приходят к нам за 50 км и просят, чтобы была служба. Мы уплатили все налоги, за нами нет никаких задолжностей, ни копейки. Если в нашем приходе есть неверующие, мы их в церковь не зовем и на содержание церкви ни единой копейки не просим. Церковное имущество свозится в местный магазин — для чего, не знаем”20 .
Телеграмма не помогла. Крестовоздвиженский храм был закрыт. В нем разместилось зернохранилище. Нам не удалось выяснить, когда храм был открыт вновь. Но он оставался действующим до 1961 года. Во второй период гонения на Церковь храм в селе Кукнур был закрыт. В 1962 году были сняты кресты и колокола, а иконы увезены в Сернур, на растопку печей. Почти три десятилетия храм оставался оскверненным (в нем была расположена станция МТС). В январе 1990 года в селе была зарегистрирована община верующих и ей передано здание церкви21 .
Разрушение храмов в 30-е годы в России было свидетельством упадка веры в русском народе. Конечно, не сразу и не вдруг проник в сознание народа-богоносца губительный яд безбожия. “Но каждодневная работа воинствующих безбожников посулами скорого благоденствия и угрозами репрессий перетянувшая в свои ряды тысячи молодых людей, была не бесплодна”, — пишет историк РПЦ протоиерей Владислав Цыпин22 . Он приводит такие исторические данные: “С 1922 года антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) под председательством Е. Ярославского (позже “Союз воинствующих безбожников”) руководила пропагандистскими кампаниями, устраивала антицерковные процессии, направляла беснующихся комсомольцев на разграбление и осквернение храмов. На малограмотных, сбитых с толку людей обрушивались многочисленные тиражи антирелигиозных брошюр. Например, только за январь-март 1923 года появилось 27 названий”23 .
Но главным, конечно, в борьбе с Церковью были аресты, обыски, тюрьмы, ссылки, расстрелы священнослужителей и мирян. Русская Православная Церковь пыталась выжить, оставаясь незыблемой твердыней, продолжая молиться. Она не отступила перед натиском безбожия. Великий сонм мучеников и исповедников Христовой веры свидетельствует о ее силе и святости.